Как бы Хуна не был верен и предан Ордену Охотников, новое задание он ненавидел. Ненавидел с той самой секунды, когда информатор смог отыскать старуху Дер’Альтер. Дряхлой кровососке приспичило переехать не куда-нибудь, а именно в глушь, в самое сердце болот, путь до которых был долог и труден априори. Хуна понятия не имел, как новому коню, купленному на замену тому, которого во время последней миссии разорвали оборотни, удавалось находить относительно надежные кочки среди подозрительной грязи и бурой травы. Полуварвар и рад бы был оставить животное в деревне, да только спохватился поздновато, а теперь слезать с коня было откровенно небезопасно, а потому крайне глупо. Вот если бы конь начал уходить под жижицу – тогда да, тогда, значит, пора идти пешочком.
Везучая, однако, скотина.
Окружающая флора не внушала абсолютно никакого доверия, атмосфера была крайне беспокойной и давящей, несмотря на то, что было понятно, что ждать угрозу можно только разве что из-под ног, никак не сверху или со спины – из всех живых существ в этом водянистом аду выживали только комары. Было невероятно милостиво со стороны Смотрящего не наделять этих мерзких существ способностью своих больших больных собратьев, иначе Хуна обратился бы уже десятый раз.
Одиннадцатый.
Коню, впрочем, тоже приходилось несладко, так что какая-то справедливость в этом мире еще осталась.
-Но ведь не эта вампирша будет целью, я прав?
Если бы охотники отлавливали только давно пропавшую сумасшедшую нечисть на всяких там болотах, то о существовании Ордена никто бы даже и не догадывался, так что вывод напрашивался сам собой.
-До тебя наверняка доходили слухи о двух вампиршах, хозяйничавших несколько лет назад на территории Теха. Мы уже неоднократно посылали людей найти их, но обе будто в воду канули. Орден полагает, что они представляют большую угрозу, поэтому на их поиски мы отправляем все свободные силы.
К которым с недавних пор относился и Хуна.
-И какое отношение эта старуха, которую уже много лет не видели, имеет к кровососкам?
-Она мать одной из них. Ты уже не раз доказывал, что способен отыскать любого врага Ордена, так что это задача точно для тебя.
-Будет сделано.
Полуварвар не относил поиск людей к своим талантам, просто он был усерднее и допытливее многих охотников в этом плане. Иногда достаточно было спросить всего одного человека, чтобы узнать все, что тебе нужно, только спрашивать нужно было правильно, мотивируя человека давать искренние ответы самыми разнообразными методами – от элементарных угроз и запугиваний до реальных действий. И вот в этом Хуна действительно был хорош, хотя, как правило, дальше угроз заходить и не приходилось.
В этот раз ему даже не пришлось стараться и применять свои таланты – деревушка, в которой с определенной частотой начали пропадать дети, не могла оставаться незамеченной долгое время, даже несмотря на впечатляющую осторожность похитителя. А уж о «прекрасной женщине», ушедшей жить на болота много лет назад, в деревне рассказать любили. Чем живет человеческая деревня, как не сплетнями?
-А ты, дружок, ей кто будешь-то? – беззубая человеческая женщина была настороже.
-Жених, - буркнул полуварвар и направился обратно к коню. Всю необходимую информацию он получил, и старуха, которая вдруг с испуганными глазами начала выписывать в воздухе знаки защиты Смотрящего и плеваться через плечо, его не интересовала.
Хуна был уверен, что ни одна вампирша, находящаяся в здравом уме, не поселится в таком гиблом месте добровольно. Да, рядом была хорошая и надежная кормушка, но путь до нее был долог и крайне труден, вампиры таких трудностей не любят, как, впрочем, и все живые или почти живые существа. Оставалось только надеяться, что дочь кровососки не унаследовала психическое отклонение от матери, потому что повторять подвиг путешествия по окрестным болотам охотнику хотелось меньше всего.
Конь вдруг сбился с шага, начал ступать куда менее уверенно и нарочито медленно, будто чувствуя опасность. Хуна насторожился, хотя сам пока не видел и следа опасности.
Вскоре после этого явилась и причина беспокойства животного – чуть левее маршрута, которым двигался охотник, стала виднеться маленькая избушка. Вид у нее был нежилой, но свет в окнах был виден даже отсюда. Хуна натянул поводья, останавливая коня. Двинуться прямо напролом к домику он не мог – было слишком опасно увязнуть по самое ни балуйся.
Поразмышляв недолго, полуварвар решил, что лучше спешиться и оставить коня здесь, так как одному подобраться незамеченным будет проще. Он искренне надеялся, что не найдется ничего, что смогло бы напугать животину настолько, чтобы та порвала поводья, крепко привязанные к дереву и ускакала куда-нибудь на дно одного из болотцев. Одному Смотрящему известно, сколько славных воинов погибло вот так – оставшись посреди плохо изученной местности без средства передвижения.
Со стороны двухметровый полуварвар, резво скачущий с кочки на кочку казался невероятно забавно, но самому охотнику было не до смеху – одна ошибка могла обернуться не только смертью, но и, что хуже, полным провалом миссии. После двух убитых оборотней умирать в каком-то болоте было крайне стыдно для любого охотника. Не выполнить при этом свою миссию было позорно вдвойне.
Скромное обмундирование в виде пояса с мечом и крепления для секиры на спине тихо позвякивало при резких движениях, как и металлические заклепки сумки с обязательным инвентарем охотника, но теперь уже было не до осторожности.
Чудом достигнув «берега» у входа в избушку, Хуна вытащил из ножен меч и, не думая более, резким толчком отворил дверь.
В нос тут же ударил какой-то противный, тошнотворный даже, но очень знакомый запах, но Хуна решил пока его игнорировать.
— Проходи, милок, что встал?
Внутри избушка была еще меньше, чем снаружи, но, даже несмотря на очень низкие потолки, Хуна предложением вампирши воспользовался.
Как и все вампиры, Дер’Альтер не выглядела старой или сумасшедшей, лишь уставший и безумный взгляд способен был выдать возраст женщины.
Из-за открытой двери дымок, витавший в воздухе, стал быстро выветриваться и теперь обзор у охотника был лучше. Женщина что-то закрывала собой, очевидно, источник зловоний. Нужно было действовать быстро, но осторожно, потому что от таких, как она, можно было ожидать чего угодно.
Нельзя убивать ее раньше того, как она расскажет, где прячется дочь.
На тыльную сторону ладони правой руки, в которой был зажат меч, капнуло что-то густое и немного теплое, очевидно, из-за общей повышенной температуры в домике. Внутренний разумный голос и рад бы был советовать не смотреть, да только не успел – Хуна уже посмотрел. Маленькое, но четкое, такое, какое ни с чем другим не перепутаешь, алое пятнышко свежей крови.
Хуна резко повернул голову к женщине, все еще стоящей неподвижно, а затем задрал голову к потолку, до которого и оставалось-то сантиметров двадцать пять, и обомлел на несколько секунд, которые могли бы стать для него последними. Прямо на него с потолка смотрел человек. Вернее, то, что от него осталось. Вернее даже, он весь был здесь за исключением одного глаза и ненужных вампирам внутренностей. Человек…Скорее ребенок даже, висел на потолке, разрубленный на множество кусков – женщина умело отделила руки, ноги и голову – и смотрел на охотника своим мертвым, будто немного мутным глазом.
Хуна почувствовал, как кровь ударила в голову, а в ушах появился странный, посторонний шум. Он не думал более, он забыл о плане окончательно, просто ринувшись вперед на вампиршу и, замахнувшись мечом, отсек той правую руку, так любезно отставленную ею. С диким рыком он схватил ее за хрупкую женскую шею и, подняв над землей, с силой впечатал в стол позади нее.
Только не убивай!
Хуна замер, наконец очнувшись. Еще бы немного и допрашивать было бы некого, но остановился он как раз вовремя, не успев нанести старухе смертельных ран – рука сама бы отросла через, возможно, часов десять, а сломанные ребра для вампиров вообще ничто.
-Мразь, - зло процедил охотник, сделав упор на буке «р». Это происходило несознательно, но почти всегда, когда он был очень зол.
Дер’Альтер не шевелилась и, как и положено вампирам, выглядела не очень живой, но Хуна быстро понял, что она просто отключилась от удара.
У него была всего пара минут прежде, чем регенерация вернет ее в чувства, поэтому действовать нужно было быстро.
Сумка и с инвентарем с грохотом упала на пол. Хуна, опасливо косясь на вампиршу, достал из нее специальные наручники. Как бы он не ненавидел магию, пользу от зачарованных против вампирской силы наручников нельзя было недооценивать. Вероятно, именно поэтому в инвентаре их было две пары.
Охотник не самым нежным образом дернул женщину за оставшуюся руку, подтаскивая старуху ближе к краю стола и, закрепив один браслет на запястье вампирши, второй закрыл на ножке стола, затем провернув тоже самое со щиколоткой правой ноги и еще одной ножкой стола, практически полностью обездвижив женщину. Проверив надежность конструкции, Хуна осмотрелся еще раз.
Под ногами теперь была лужа, смутно пахнущая спиртом и железом.
Это…Что…Кровь? Она делает из крови самогон?
Хуна поморщился, поняв, что больше эти сапоги он уже никогда не наденет. Ни одна из двух убитых им нечестей не отличалась чистоплотностью, поэтому эти сапоги были приговорены уже третьими. Полуварвар и рад бы был перестать быть таким брезгливым, но эта его черта была сильнее сознательности.
-Просыпайся, кровососка, - грубо бросил он, отвесив старухе неслабую пощечину.
Им предстоял долгий разговор.

Если она поняла, что я агармист, значит, не такая уж она и сумасшедшая. Однако ведет себя поразительно, ненормально спокойно. Демон бы побрал эту нечисть…
-Единственное, что тебе стоит знать обо мне, ведьма, это то, что я Охотник.
Хуна решил, что сейчас самое время взять себя в руки. Вряд ли женщина образумится и сможет понять, что именно сейчас с ней происходит, если он продолжит сыпать ругательствами и размахивать мечом.
Хуна еще только начинал понимать, что спокойствие – лучшее оружие Охотника. Нечисть, загнанная в угол, всегда ждет от тебя неверного шага, лишней эмоции или проявления слабости. Одно ненужное движение или слово – и она вцепится тебе в горло. Честь Охотника будет уничтожена, а жизнь окончена, а вот нечисть продолжит творить беспредел как ни в чем не бывало.
Фактически, ему просто повезло, что женщина действительно была сумасшедшей и никак не отреагировала на его внезапный выпад. В обычном случае такое поведение стоило бы полуварвару жизни, но эта вампирша была слишком уверена в себе, слишком самодовольна и надменна, чтобы убить его сразу. Она хотела поиграть, но проиграла с первой же минуты.
-Твои преступления не были не замечены нашим Орденом,  сегодня ты понесешь заслуженное наказание, - Охотники, которых природа не наградила красноречием и богатой фантазией, всегда выносили приговор с помощью этой фразы. Она была практически обязательной частью любой охоты.
-Однако Орден был милосерден, а потому я уполномочен предложить тебе сделку. Ты расскажешь мне, где скрывается твоя дочь Элеонора Дер’Альтер вместе со своей сообщницей Роксаной Касино, и тогда твоя смерть будет быстрой.
Все-таки это равнодушие со стороны вампирши порядком раздражало Хуну. Сложно было представить, насколько сейчас больно Дер’Альтер, однако она будто бы и не замечала этого.
Неужели ее безумие настолько сильно?
-Ты должна знать, что расскажешь мне в любом случае, просто от тебя зависит, будет ли тебе при этом еще больнее, чем сейчас.
Охотник вовсе не преувеличивал. Это было его первое задание, связанное с вампирами и он должен был доказать себе и Ордену, что справится. Он не собирался уходить отсюда без нужной ему информации и не собирался сдаваться, иначе Орден обрек бы его до конца жизни отлавливать блохастых оборотней, потерявших рассудок из-за слишком частых транформаций, а это было для Хуны хуже пыток. Он был уверен, что вдел в жизни что-то отвратительнее обращения оборотня, пока не увидел каплера на своем первом задании. Это существо было омерзительным и кошмарно грязным. Хотя с другой стороны – миссия прошла очень быстро и просто, не потребовалось вести никаких разговоров  допросов – просто воткнуть меч под челюсть, а затем отрубить голову, чтоб уж наверняка.

В глазах женщины все еще читалось полное непонимание. Имя родной дочери не вызвало в ней никаких эмоций, будто бы она не просто не понимала о ком идет речь, а даже не очень представляла, что может существовать кто-то с таким именем.
Что должно произойти с живым существом, чтобы оно забыло родное дитя? Это ведь не упырская болезнь свела ее с ума?
Полуварвар тут же одернул себя. Эти мысли были слишком похожи на жалость, которую он не испытывал, да и не мог испытывать в принципе.
Его не должны были волновать причины поведения вампирши, он просто должен был достучаться до ее полусгнивших мозгов, чего бы ему и ей это не стоило. Все равно в конце старуху ждала только смерть.
-Ну, припоминаешь такую? – обойдя стол вокруг и проверив на всякий случай наручники, Охотник вновь подошел к вампирше и, накрутив ее волосы на кулак, с силой дернул, решив начать с малого.
Что, как не боль, могло бы вернуть рассудок хотя бы на время?

От визга Хуне почти заложило уши. Но лишь почти.
Поморщившись, он, не отпуская волос старухи, свободной рукой отвесил ей еще одну пощечину.
-Заткнись, ведьма. Я даю тебе последний шанс. Элеонора Дер’Альтер. Роксана Касино. Где я смогу найти их?
Полуварвар почти надеялся на то, что вампирша опомнится и просто все ему расскажет. Здесь было слишком грязно, мерзко пахло болотом, да и чувство, будто за тобой кто-то наблюдает никак не отпускало. Это было даже странно, но именно когда Хуна точно знал, что вокруг никого нет, появлялось это отвратительно чувство.
Все это в купе заставляло его чувствовать себя крайне некомфортно. Не комфортность приводила к раздражению. Раздражение – к плохому самоконтролю, а вот этого он себе позволить точно не мог. Нетерпеливый и вспыльчивый Охотник – плохой Охотник. Безработный. Но чаще просто мертвый.
Орден посчитал, что Хуне учитель не нужен, а потому Те Каха приходилось учиться лишь на собственных ошибках да байках других Охотников. Это было трудно и опасно, хотя полуварвар этого совершенно не осознавал. Он просто хотел быть полезным Ордену и ради этого был готов пойти на все.
Либо она и правда окончательно сошла с ума, либо очень любит своего выродка.
Отпустив наконец женщину, Хуна взглянул на свою сумку. Похоже, иного выхода у него не намечалось, все же придется попачкать руки в вампирской крови.
-Твое безумие намного губительнее для тебя, чем ты можешь себе представить, - сообщил Охотник, присаживаясь на корточки возле своей сумки.
-В любом случае, ты слишком стара и слаба, чтобы регенерировать как в молодости, - он достал из сумки небольшой нож. Разумеется, изначальное предназначение ножа было совсем иным, но за неимением лучшего, как говорится…
Если не остановить кровь, она может и не успеть вылечиться до того, как сдохнет.
-Может, огонь вылечит тебя от сумасшествия?..-почти с удовольствием произнес он, осторожно положив нож в горящий камин так, чтобы языки пламени обвивали тонкое лезвие.
А ведь этой женщине примерно столько же, сколько старухе Илистин…
Вот уж кто действительно знал толк в пытках и умел получать от них удовольствие. Возможно, Илистин тоже свихнулась после смерти мужа, а может и всегда такой была. Хуне это было не так важно, ведь другой ее, любящей или доброй, он никогда и не знал.
Воспоминания из прошлого нахлынули, а?..
Верно. Глупо было бы ожидать, что столько лет существования в том доме сотрутся из памяти за какой-то год, но нельзя было позволять себе вспоминать все это сейчас. Работа на первом месте.
Да и нож, кажется, уже раскалился.

От увиденного Хуна уж было решил, что его вывернет прямо в камин, однако желудку чудом удалось сохранить содержимое.
Он привык думать о вампирах, как о гордых и самовлюбленных тварях, умирающих с честью и достоинством, как это делали многие оборотни, если судить по рассказам охотников.  В его воображении вампиры умирали, обнажая кровавые клыки в злобной улыбке, выплевывая напоследок пару проклятий убийце в лицо.
Однако то ли воображение Хуны было слишком богатым, то ли гордость вампирши была слишком маленькой.
Хуна испытал то самое отвращение, когда хочется просто побыстрее прикончить объект отвращения и удалиться как можно дальше, в идеале вообще забыв об этой встрече.
Держи себя в руках, держи себя в руках, - повторял он мысленно, но с каждой секундой все отчетливее чувствовал, как кровь приливает к мозгу и как все сложнее становится контролировать себя. Впрочем, он знал, что скоро его опустит. Начиная лет с двадцати нечто подобное случалось с ним периодически – иногда он чувствовал, что уже не просто злится, а находится на грани чего-то ужасного. Однако его всегда вскоре отпускало, а потому он вскоре привык к этим вспышкам и старался не обращать на них внимания. Главным тут было не усугублять свое положение, а остановиться и дать себе немного остыть.
Однако сейчас времени на это не было, а потому приходилось заставлять себя продолжать работу даже через бордовые пятна в глазах и сжатые до боли зубы.
-Ваше племя еще более жалкое, чем я думал,- Хуна изо всех сил делал вид, что ему все равно, что его абсолютно не колышет, что вампирша поедает сама себя прямо у него на глазах. Он не был экспертом, но ему думалось, что толку от этого большого не выйдет – разве что даст вампирше чувство утоленного голода.
Хуне только показалось или пятна перед глазами и правда стали темнее обычного?
-Жалкая. Мерзкая. Смотрящий послал меня к тебе, потому что больше не в силах терпеть тебя на своей земле, - прошипел он, вытаскивая нож из огня. Ладонь немного обожгло нагревшимся металлом, но было скорее неприятно, чем больно.
Собственное тело почему-то показалось ему невероятно легким и до жути…прочным. Будто бы он сейчас мог снести собой пару-тройку башен.
Будто бы не на своих ногах, он вновь подошел к Дер’Альтер. Ему не требовалось ни секунды, чтобы решить, что делать дальше. Регенарация не позволит кровососке умереть, а раскаленное железо не даст затянуться ранам слишком быстро, да и боль она ощутит неимоверную.
Впервые в жизни Хуна вдруг почувствовал, что делать кому-то больно – это действительно приятно. Он чувствовал, что прямо сейчас делает это не ради задания, не ради Ордена, а для себя. Он хотел сделать больно этой женщине. Он хотел, чтобы омерзительное и слабое создание вроде нее корчилось от боли, причинённой его рукой. Ему хотелось, чтобы она не умирала как можно дольше.
Хуна провел остывающим ножом от пупка старухи до груди, наслаждаясь запахом тлеющих лохмотьев и подпаленного вампирьего мяса. Разрезы были не слишком глубокими, отнюдь не смертельными, но наверняка действенными.
Он больше не хотел говорить, ему, на самом деле, стало плевать, расколется ли вампирша вообще.
Но, скорее на автомате, он упорно повторил
-Элеонора Дер’Альтер. Твоя мерзкая дочь. Сейчас.
И по голосу было понятно, что он повторил это в самый последний раз.
Обойдя стол, он схватил ведьму за волосы, сильно дернув, заставляя оторваться ее от собственной руки, заодно отодрав еще один кусок плоти.
Перевернув лезвие плашмя, он прислонил его к щеке женщины так, что кончик почти упирался в нижнее веко правого глаза. На губах заиграла довольная улыбка, впервые за долгое время.
Он просто молчал и прикидывал, стоит ли нагреть нож еще раз или придумать что-то поинтереснее. Времени, как и сил, у него было предостаточно.
Заметив краем глаза, что рана на животе стала кровить чуть меньше, он вернулся к ней, на этот раз надавив сильнее, так как нож уже был не таким горячим. Эффект, однако, уже не порадовал его, показавшись однообразным.
-Хочешь узнать, какие на вкус твои кишки?-предложил он, по-прежнему улыбаясь и, вытащив нож, засунул руку женщине в живот…
Хуна пришел в себя от того, что чавкающие звуки прекратились. Нож все еще лежал в камине, а он стоял, тупо пялясь на вампиршу. По губам что-то текло- облизнувшись, Хуна понял, что прокусил нижнюю губу.
Он помотал головой и, наклонившись, все же достал нож.
Женщина уже перестала поедать себя, пялясь на Охотника каким-то пустым и счастливым взглядом.
Подумав, Хуна приблизился к ней и молча начал вычерчивать символ Ордена на ее лбу. Один из Охотников рассказывал ему, что когда-то это было очень важным ритуалом, однако позже от него пришлось отказаться в виду того, что Орден вышел из рядов открытых организаций.
Делалось это обычно посмертно, как доказательство того, что вампир или оборотень понесли заслуженное наказание. Хуне терять было нечего – все равно когда он закончит тела никто не найдет, а когда вампирша наконец умрет, у него будут дела и поважнее.
Он по-прежнему молчал, старательно вычерчивая линию за линией на лбе своей жертвы.

Все было кончено.
Теперь Хуна абсолютно точно понял –это было в ее взгляде. Абсолютная решимость и готовность принять неизбежное. Теперь уже не пытки, не угроза смерти не помогут, потому что теперь женщина действительно была готова умереть.
Попытки вернуть ей разум увенчались успехом, но вот какой ему от этого прок, если будучи в здравом уме она вспомнила про материнский долг или как там эти матери это обычно называют? Инстинкт? Любовь?..
Нет, твари вроде этой любят только себя. И вкус крови невинных, пожалуй. Вся их жизнь сводится к бессмысленному гедонизму и больше им ничего не нужно.
Вопрос вампирши почему-то звучал в голове эхом, но Те Каха и не думал отвечать.
Да, она – его первый вампир. Охотники говорят, что можно забыть первого оборотня, а вот первого вампира не забудешь никогда. И Хуна пока не понял, почему именно, но уже чувствовал, что это абсолютная правда.
Теперь от нее нет толку.
В груди неприятно закололо – проснулись досада и разочарование самим собой. Не смог выполнить такое простое задание, не смог раскусить какую-то сумасшедшую старушенцию. Если в Ордене узнают – на смех поднимут. Если не выгонят. Или не убьют.
Женщина на столе умоляла его убить, а он все никак не мог решиться. Не из-за жалости, ее он не испытывал, он просто не мог решить, что будет делать потом. Пока старуха жива-есть время все обдумать, но когда она умрет уже нужно будет действовать.
Вампирша вдруг начала говорить на каком-то тарабарском языке, которого Хуна никогда не слышал, и это его раздражало. Ни раньше ни позже, именно сейчас она решила начать его раздражать особенно сильно.
—Прости меня, сокровище. Я была никудышной матерью, - произнесла женщина с горечью в голосе.
Нет. Ей абсолютно не жаль. Все матери никудышные, все до одной. Быть никудышной и жалкой – вот удел любой женщины.
Бабушка Хуны была жалкой в своей ненависти к нему.
Его мать была слабой и жалкой настолько, что не смогла выжить и спасти его от старухи Илистин и его психанутого докторишки, маленькие, но цепкие ручонки которого до сих пор снятся Хуне в кошмарах.
Но эта вампирша была самой жалкой женщиной из всех, что встречал Хуна. Забыть собственное дитя-само по себе ужасно, а вспомнить его вот так – лишь перед ликом смерти…Можно ли пасть ниже?
Хуна понял, что теперь-то точно готов исполнить свой долг. Он вытащил из-за спины свою секиру и одним точным ударом опустил ее на шею Дер’Альтер.
Та не издала ни звука, лишь ее голова с грохотом упала на пол и чуть откатилась в сторону, да из шеи с тихим специфичным звуком рекой текла кровь.
Хуна поморщился, разглядывая свою некогда чистую одежду. Теперь еще придется искать ручей или родник, чтобы отмыться от всей этой пакости.
Но для начала…
Она должна была знать, где дочь. Может, она не помнила ее, но дочь ведь не могла забыть мать. Хотя бы одна весточка, одно письмо, хоть какая-нибудь подсказка. Хуне бы только нащупать хоть тоненькую ниточку следа, а там он уже разберется, что к чему.
В углу холупы стоял письменный стол. Говорят, о человеке можно узнать все, просто посмотрев на его стол, так почему бы не попробовать?
Смотрящий сегодня на моей стороне.
Хуна самодовольно ухмыльнулся.
Как опрометчиво с ее стороны было оставить это здесь…
Два не отправленных письма с уже написанными адресами – мог ли Смотрящий послать ему лучшую подсказку?
-Элеонора Дер’Альтер…и…Лили Рох…Ямы Митресс? Каким образом ты была с ними связана, старуха? – произнес Хуна, оглянувшись на обезглавленный труп. Тот, разумеется, был нем – Ладно, это я еще выясню…
А сейчас Хуна чувствовал острую потребность уйти из этого места. Дело было сделано, он получил все, что хотел.
Сжечь или…Нет, заметят. Никто не станет искать ее разлагающийся труп, если я оставлю все остальное нетронутым…
Запихнув письма в дорожную сумку и собрав инвентарь, Хуна навсегда покинул покосившуюся избушку и, сев на коня, отправился прочь с болот.
Я смогу выполнить эту миссию. Я оправдаю звание Охотника.
Как же наивен и глуп был тогда Хуна…